Элегия на восхождение пыли

В качестве эпиграфа такая строка:

...восходит медленно,

течет однообразно.

Пока, одетый глубиной оцепененья,

невинный корень угли пьет зимы

(как серафимы жрут прочь вырванный язык,

                                    стуча оконными крылами),

и столь пленительны цветут - не облаков -

системы сумрачные летоисчислений.

Весы весны бестенны, как секира мозга,

и кровь раскрыта скрытым превращеньям

как бы взошедшего к зениту вещества,

откуда вспять, к надиру чистой речи,

что в сны рождения уводит без конца

и созерцает самое себя в коре вещей нерасточимых.

Да будет так: в скольжении стрижа.

В мгновеньи ящерицы, прянувшей из тени, -

разрыв как вдох тогда, не знающей греха,

двоенья нить пряма, в единство уводима;

разрыв как выдох или различенье,

чьи своры означающих, дрожа,

в неосязаемом и хищном рвеньи

узоры исключений сухо ткут.

Пока все равенство не тронуто громами,

червями молний, раздирающими ткани

на рыбьи пряди жажды, камеди и гари

у дельты севера дотла прозрачных рек,

озер запавшие, дичающие чаши

извечным сочетаньем капиллярной влаги

срастили, похищая, знаки дня и дна,

сосну повергнув в пристальность песка

и паутиною подобий связав бездонный ветра свод

с ресничной колкою войною

в труде скалистом животворной ночи,

морские травы чьи издревле проницают

слои богов, изустные, в смещении стихий,

а также бирюзу между огнем и домом,

что наваждением восторга вновь томим.

Весны истории... История весны -

куда как дар сей бестолков и скуден,

и несмотря на то величием сравним

подчас с могучей статью раскаленной пыли,

с блистающей, язвящей чешуей

в зеркальных брызгах воскресенья

(признанье следует: элегии... закон... ),

или со смыслом, пренебрегшим мыслью, -

в лавине шелеста и жадных величин,

простертых сетью инея, числом неодолимый,

он веществу конец догадкою окна,

в котором пьяные от зноя облака

стоят в предвосхищеньи темных ливней.

В теченьи шелеста, в скольжении стрижа.

\"Я не ищу пощады\". - Теплится едва

по краю наслаждения строкою,

сшивающий не это и не то.

Пусть будет ночь следа, прозрачна как слюда,

опущенная в ночь. Пусть будет ночь залива,

как холст, что равновесием расшит -

слюною шелка с коконов умерших,

но тождества весны! Сны языка огромны.

И пыль, по ним скитаясь вне имен,

            восходит медленно простым развоплощеньем,

Неуловима и бессонна, как \"другой\",

В словесном теле чьем \"я\" западней застыло.