Стихи о неизвестном солдате (Из трибьюта Осипу Мандельштаму «Сохрани мою речь навсегда»)

Этот воздух пусть будет свидетелем Дальнобойное сердце его И в землянках всеядный и деятельный Океан без окна — вещество До чего эти звёзды изветливы Всё им нужно глядеть — для чего? В осужденье судьи и свидетеля В океан без окна — вещество Этот воздух пусть будет свидетелем Дальнобойное сердце его И в землянках всеядный и деятельный Океан без окна — вещество До чего эти звёзды изветливы Всё им нужно глядеть — для чего? В осужденье судьи и свидетеля В океан без окна — вещество Помнит дождь — неприветливый сеятель Безымянная манна его Как лесистые крестики метили Океан или клин боевой Будут люди холодные, хилые Убивать, голодать, холодать И в своей знаменитой могиле Неизвестный положен солдат Научи меня, ласточка хилая Разучившаяся летать Как мне с этой воздушной могилою Без руля и крыла совладать И за Лермонтова Михаила Я отдам тебе строгий отчёт Как сутулого учит могила И воздушная яма влечёт Шевелящимися виноградинами Угрожают нам эти миры И висят городами украденными Золотыми обмолвками, ябедами Ядовитого холода ягодами Растяжимых созвездий шатры Золотые созвездий жиры Сквозь эфир десятичноозначенный Свет размолотых в луч скоростей Начинает число опрозраченный Светлой болью и молью нулей А за полем полей — поле новое Треугольным летит журавлём Весть летит светлопыльной дорогою И от битвы вчерашней светло Весть летит светопыльной дорогою Я не Лейпциг, не Ватерлоо Я не битва народов — я новое От меня будет свету светло В глубине черномраморной устрицы Аустерлица погас огонёк Средиземная ласточка щурится Вязнет чумный Египта песок Аравийское месиво, крошево Свет размолотых в луч скоростей И своими косыми подошвами Луч стоит на сетчатке моей Миллионы убитых задёшево Протоптали тропу в пустоте Доброй ночи — всего им хорошего От лица земляных крепостей Неподкупное небо окопное Небо крупных оптовых смертей За тобой, от тебя целокупное Я губами несусь в темноте За воронки, за насыпи, осыпи По которым он медлил и мглил Развороченный — пасмурный, оспенный И приниженный гений могил Хорошо умирает пехота И поёт хорошо хор ночной Над улыбкой приплюснутой Швейка Над птичьим копьём Дон-Кихота И над рыцарской птичьей плюсной И дружит с человеком калека Им обоим найдётся работа И стучит по околицам века Костылей деревянных семейка Эй, товарищество — шар земной Для того ль должен череп развиться Во весь лоб — от виска до виска Чтоб в его дорогие глазницы Не могли не вливаться войска? Развивается череп от жизни Во весь лоб — от виска до виска Чистотой своих швов он дразнит себя Понимающим куполом яснится Мыслью пенится, сам себе снится Чаша чаш и отчизна отчизне Звёздным рубчиком шитый чепец Чепчик счастья — Шекспира отец Ясность ясеневая и зоркость яворовая Чуть-чуть красная мчится в свой дом Словно обмороками затоваривая Оба неба с их тусклым огнём Нам союзно лишь то, что избыточно Впереди не провал, а промер И бороться за воздух прожиточный Эта слава другим не в пример И сознанье своё затоваривая Полуобморочным бытиём Я ль без выбора пью это варево Свою голову ем под огнём? Для того ль заготовлена тара Обаянья в пространстве пустом Чтобы белые звёзды обратно Чуть-чуть красные мчались в свой дом? Слышишь, мачеха звёздного табора Ночь, что будет сейчас и потом? Ночь, что будет сейчас и потом? Наливаются кровью аорты И звучит по рядам шепотком Я рождён в 94 Я рождён в 92 И в кулак зажимая истёртый Год рожденья с гурьбой и гуртом Я шепчу обескровленным ртом "Я рождён в ночь с второго на третье Января в 91-ом Ненадёжном году — и столетья Окружают меня огнём"